— Ничем, но спать мы будем порознь. — Подходя к окну, она тронула Поля за локоть и улыбнулась. — Тем приятнее будет потом, — добавила она.
Поль сел на кровать, закурил сигарету.
— Я все понимаю, — сказал он. — Нам надо работать. Пока банда в панике, нужно как следует покопать, вдруг что-то да отыщем. Но поскольку нам все равно нужно хотя бы изредка спать, почему бы не делать это вместе?
— Есть тут одно маленькое различие, — отозвалась Модести. — Но оно может слишком дорого нам обойтись.
Хаган почувствовал, как у него напряглись мускулы. Ее спокойный ответ вдруг вызвал в нем волну раздражения. Он затушил сигарету, подошел к Модести и резко развернул ее за плечи лицом к себе.
— О чем ты говоришь?! — возмущенно воскликнул он. — У нас есть задание, согласен. Но это не поиск Святого Грааля. Поститься и спать на гвоздях тут вовсе не обязательно. Я могу разложить тебя на этой кровати, трахнуть и после этого буду в такой же отличной форме. Во всяком случае, не хуже, чем все остальные.
— Сомневаюсь.
— И это мне говорит дама, — усмехнулся Поль. Он вдруг поймал себя на том, что разглядывает ее линию скул и контуры губ. — Ты мне лучше скажи другое: почему ты так чертовски уверена в себе?
— Хочешь всю правду-матку?
— Валяй.
— Ладно. Ты любитель. Я профессионал. Ты сообразителен, быстр, хорошо обращаешься с оружием и неплохо действуешь без оружия. Но этого мало. Ты полагаешься только на свои таланты, а этого недостаточно. — В ее глазах не было жестокости, но и снисхождения Поль тоже не увидел.
— Продолжай, — буркнул он.
— В отличие от тебя я плохо стреляла. Но тренировалась по два часа в день в течение двух лет, чтобы овладеть искусством стрельбы. Кому-то может показаться, что я потратила слишком много времени. Ну, скажи, как часто тебе приходится применять огнестрельное оружие? Раз в год, в два, в три, в пять? Ну а я извела полторы тысячи часов, чтобы быть готовой к этому событию. Потому что я профессионал. Я проводила тысячи часов в подготовке к тем редким моментам, когда оказаться к ним готовой означает жить дальше, а не умереть. Потому что я профессионал. Я вовсе не горжусь этим — и не стыжусь. Просто это реальность.
Она замолчала и, улыбнувшись, добавила:
— Лекция окончена. Извини.
Хаган поднял руку и чуть повернул ее голову так, чтобы солнечные лучи, обильно проникавшие в комнату, лучше освещали ее. Он провел пальцем от уха до уха, следуя линии шеи и плеч.
— Этот изгиб… — пробормотал он. — Я должен передать его на картине. Непременно…
— Ты собираешься переделывать портрет?
— Надо. Когда ты сможешь посидеть спокойно?
— Посидеть, постоять, полежать — с удовольствием, но потом. Сейчас нам не до этого, Поль.
Он кивнул и убрал руку. Взяв свои два чемодана, он вышел из комнаты и направился в другую спальню.
На третий день, с наступлением темноты, Вилли Гарвин отыскал Тарранта и привез его на виллу.
Хаган проснулся лишь за полчаса до этого. Он пропадал где-то почти до рассвета и отсыпался за ночь. Он спустился вниз чисто выбритый и розовый после ванны.
Модести была на кухне и готовила еду. Поверх узкой юбки и свитера она надела клетчатый бело-голубой фартук.
Таррант поцеловал ей руку и сказал:
— Час назад я говорил по телефону с Фрейзером. У него нет для нас никаких полезных сведений. Яхта Габриэля по-прежнему в Хайфе, а сам Габриэль неизвестно где. У вас есть какие-нибудь собственные данные?
— Нет. — Модести перевернула на гриле четыре телячьи отбивные и встряхнула картофельное соте в кастрюле. — Честно говоря, мы проверили все контакты, которыми располагаем, от Тулона до Ментона. Без толку.
— Хорошо еще, ввели в строй новое шоссе, — сказал Хаган, открывая ящик шкафа и вынимая вилки и ножи. — Помогу Вилли накрыть на стол. Вообще-то сегодня его очередь, но я не могу сидеть сложа руки. — Он вышел в маленькую столовую.
— Значит, пока ничего? — подытожил Таррант.
— Мы еще кое-где наведем справки, — сказала Модести, — но боюсь, особой надежды на успех нет.
— Через день-другой из Кейптауна отплывает «Тибория» с драгоценностями. Так что в любой момент может завариться каша.
— Да, но это ваши проблемы. Мне ведено действовать с другого конца, со стороны Габриэля.
— Если это он.
— Это он. Вы не попросили людей Рене Вобуа проштудировать шифроблокнот и прочие бумажки Пако, которые привез Вилли?
— Просил. Без толку. Поскольку никаких донесений не сохранилось, шифр так и остался неразгаданным. Мы знаем только, что Пако поддерживал радиоконтакт на определенной частоте с неизвестными лицами.
— С Габриэлем. И Пако, конечно, не единственная ниточка, которая к нему тянется. Они не пытались прослушивать эфир?
— Безрезультатно. Похоже, они сменили частоту, как только Пако не вышел на связь в условленное время.
Модести стала выкладывать отбивные на блюдо, потом украсила каждую каперсами и анчоусами. В большой сковородке жарилась яичница. Разрезав ее на четыре куска, Модести увенчала ими отбивные.
— Теперь куда вы, Модести? — спросил Таррант.
— Дам о себе знать через пару дней, когда мы проверим все оставшиеся источники, — сказала она, снимая фартук. — Все готово. И имейте в виду, сэр Джеральд, у нас есть правило: за едой никаких разговоров о делах.
— Очень цивилизованная привычка. И кроме того, повышает эффективность действий. Кстати, как вы решили проблему безопасности?
— Вилли установил целую систему. Если кто-то попробует возникнуть, мы сразу же будем знать. Будьте добры, захватите плошку с салатом.
Ужин получился хоть и простой, но вкусный, и разговор за столом был ему в тон: Таррант заметил, что все трое общались друг с другом вполне непринужденно, и каждый поддерживал правильную атмосферу, слушая, когда кто-то начинал говорить.
Модести держалась несколько по-новому — во всяком случае, такой Таррант ее еще не видел. Он затруднился бы однозначно описать ее состояние. Она была почти весела, почти напряжена и почти возбуждена, но ни одно из этих слов не описывало ее исчерпывающим образом. Когда Таррант похвалил приготовленную ею еду, Модести заулыбалась, кивнула в знак признательности и сказала:
— Мои способности ограничены. Вот если бы вы посетили нас, когда всем заправляет Поль!
— Но только не появляйтесь, когда на кухне главный Вилли, — предупредил Поль.
— Сосиски с пюре, — вставила Модести. — И обычно все подгоревшее.
— Неблагодарные мерзавцы, — беззлобно отозвался Вилли. — Супергурманы! — Таррант все чаше и чаще слышал от него слова, не употреблявшиеся обитателями Ист-энда. — Ну, а насчет подгоревшего еще можно поспорить. Я бы сказал, «хрустящие».
— Это вопрос семантики, — кивнул Таррант. — Но я по-прежнему утверждаю: ужин великолепен. Есть ли нечто, милая Модести, в чем вы совершенно не разбираетесь?
— Есть, и очень многое. Минутку… Я не умею шить, и у меня жуткие отношения с миром растений. Что бы я ни посадила, все гибнет на корню. Я не умею петь. Даже в ванной боюсь открыть рот… Не играю на музыкальных инструментах. Не разбираюсь в винах. Предпочитаю столовое алжирское марочному кларету. Не умею разгадывать кроссворды. Ничего не смыслю в современной скульптуре.
— Не смыслишь в чем? — удивленно воскликнул Поль. — Господи, но для этого нужно иметь хотя бы один глаз и несколько извилин.
— Ну, начинается, — вставил Вилли.
Разговор тек непринужденно, и, к удивлению Тарранта, Вилли Гарвин без труда вносил нужную ноту. Более того, его взгляды вовсе не были повторением того, что говорила Модести. Порой он даже ей сильно противоречил. Он прекрасно разбирался в технике и был в курсе последних событии в мире. В искусстве его познания были ограниченны, зато в своих узких пределах он отлично ориентировался.
— Он меня удивляет, — шепнул Таррант Модести, когда Вилли и Поль увлеклись спором. Модести кивнула.
— Вилли читает запоем, и у него неплохие мозги. Если бы он вовремя начал, то добился бы очень многого.
— Что же он читает?
— Биографии, книги по военной истории, технике. Научную фантастику. Короче, все, кроме художественной литературы и путевых записок. И у него потрясающая память.
— Я ему завидую, — сказал Таррант. — Когда я думаю о документах, через которые мне нужно ежедневно продираться… Жаль только, что у него такой жуткий акцент.
— Вилли мог бы от него избавиться, но не хочет. Ему кажется, что простонародный выговор вполне соответствует той нише, которую он для себя отыскал, она его вполне устраивает. Но если надо, он может говорить без акцента. — Модести чуть повысила голос: — Вилли-солнышко! Мы бы хотели услышать твое мнение об этом кларете. Как это принято в Обществе любителей вина.
Хаган оборвал фразу на полуслове и, улыбнувшись, заметил Тарранту:
— Это у него получается потрясающе.
